СОБАЧИЙ ОБРАЗ ЖИЗНИ
14.12.2012

Дмитрий ЛЕДОВСКОЙ
gazeta@ks.chukotka.ru
Мы сидели на спальниках, брошенных прямо на пол в спортивном зале местной школы. Каюры уже спали, похрапывали, посвистывали, воздух пропитывался тяжелым запахом шкур, нестиранных носков, чижей – меховых чулок, ворвани. Молодая журналистка одной из камчатских газет сидела у дверей и курила. Ее пальцы с обупленными от краски ногтями были грязно-серого цвета, осунувшееся, апатичное лицо вызывало странное чувство жалости и любопытства.
У ИСТОКОВ «БЕРИНГИИ»
– Вам это нравится? – спросил я, поведя рукой вокруг. И добавил: – Ни умыться толком, ни отдохнуть…
Девушка медленно подняла голову, откинула капюшон. Каштановые волосы, сохранившие пышность и волнующую красоту, рассыпались по меховой опушке капюшона теплой куртки. Спокойная улыбка словно расцветила, сделала удивительно милым измученное лицо, и она ответила:
– На сегодня это мой, да и ваш, образ жизни. Это – «Берингия»…
Для меня этот образ жизни начался в конце 1990 го-да, в большой и теплой анадырской квартире, где собрались молодой геолог Александр Печень, журналист Алексей Карягин, руководитель окружного чукотского спорткомитета Сергей Райтыргин и моя супруга Ирина Ледовская. Печень привез из Петропавловска--Камчатского грандио-зную идею – провести гигантскую гонку на собачьих упряжках по Камчатке и Чукотке. Небольшой опыт он уже имел – первая «Берингия» состоялась весной 1990 года на Камчатке, около трехсот километров пробежали 15 упряжек.
Новое предложение было встречено с энтузиазмом, как и любое предложение, направленное на благородные и великие цели. А хотели ребята возродить служебное собаководство, традиции коренных народов Чукотки и Камчатки, как говорили классики, «ударить пробегом» по упадку и безразличию к судьбам заброшенных сел Крайнего Северо-Востока. Не задумываясь особо о возможности самых невероятных сложностей гонки протяженностью около 2000 километров, молодая компания твердо решила ее провести и стала искать исполнителя воли собрания на территории Чукотки. На Камчатке был уже Печень, было малое предприятие «Берингия», а на Чукотке был ноль.
В момент сей встречи я был в Москве, где пытался определиться с будущей жизнью в смутное время перестройки. Из окружного телерадиокомитета, где был долгое время редактором, я уже ушел, в Москве точно определиться не смог, а может и не хотел, и тут прозвенел звонок, и жена сообщила:
– Тебя хотят видеть…
Кто видеть – так и не понял, связь была ужасной, но я сделал восьмичасовой прыжок-перелет на Ил-18 из своей московской квартиры в квартиру в Анадыре и узнал, что мне суждено организовать свой участок гонки – по Чукотке. Тогда я получил на руки от Саши Печеня примерный устав малого предприятия, которое мы окрестили «Белый клык», администрация округа нас поддержала, предприятие утвердили, и в начале 1991 года закрутилась круговерть под названием «Берингия»…
СОБАКИ, КАК ЛЮДИ
Главным стержнем, пружиной, мозгом, волей, был, конечно, Александр Печень. Он метался по кабинетам разваливающейся власти, по старательским артелям, по селам и стойбищам. Он выбивал деньги, искал каюров с упряжками, он в конце концов сделал невозможное – собрал восемь камчатских упряжек и перевел немного денег на счет моего «Белого клыка». В начале марта мне удалось договориться с двумя каюрами – Владимиром Радивиловым из Алькатваама и Николаем Колянто из Нешкана о том, что они примут участие в гонке…
Калянто, худой и жесткий, был типичным представителем своего народа. Жил по правилам чукотских стойбищ, охотился, рыбачил, но все время рвался куда-то дальше, в другие просторы, в другие измерения.
Радивилов приехал на Чукотку работать в сфере культуры. Занимался он ею не так уж и плохо, но вдруг послал к черту свой прежний образ жизни, завел упряжку прекрасных собак, стал охотником, рыбаком, забрал из школы свою красавицу дочь Настю, рожденную от жены-чукчанки, приобщил ее к своему тундровому делу, да еще и взял ее с собой на «Берингию».
Я впервые увидел «своих» каюров и их собак в анадырском аэропорту, куда они прибыли к вечеру, накануне отлета к месту старта – селу Эссо на Камчатке. Авиаторы предложили переночевать на оптовом складе, собаки расположились вокруг складских помещений, при этом две хаски из команды Радивилова передрались не на шутку. Володе пришлось даже звездануть главного драчуна здоровенной палкой по хребту. Пес поскулил, но отпустил ухо противника, и, успокоившись, получил на ужин мороженую рыбу, как и все его друзья по упряжке. Я обратил внимание на объемный мешок, который Радивилов устроил повыше над землей, на некие козлы.
– Чтоб собаки не достали. Здесь туша нерпы, – пояснил он мне. – Этот жир им во время гонки понадобится.
Он посмотрел на собак Калянто и добавил:
– Худоватые они у Коли. Может сил не хватить на долгую гонку.
Он оказался прав. Собаки Калянто добежали до конца гонки, но оказались последними в этом изнурительном марафоне. А вообще собакам в этом мероприятии досталось по полной. Но, к чести руководителей гонки, ни одно животное не погибло, мало того, ни одна из собак серьезно не заболела. В «человеческой» команде «Берингии» были кинолог, ветеринар, врач. Все они ежедневно обследовали животных (иногда людей), лечили стертые на жестком снегу лапы, кололи витамины наиболее хилым, подбад-ривали и помогали животным, снимали стрессы…
А первый стресс чукотские собаки испытали при перелете Анадырь–Палана. На зафрахтованном грузовом Ан-24 поместились две упряжки (30 собак), Калянто с молодым помощником, Радивилов с дочкой и ваш покорный слуга. Собаки летели впервые в жизни! Они скулили, взлаивали, упирались всеми четырьмя лапами, а очутившись в салоне, беспокойно тыркались носами во все стороны, некоторые с перепугу описались. Но полет, слава богу, шел нормально, без изуверских болтанок, все стали успокаиваться. Наступила тишина, наполненная непрекращающимся гулом моторов самолета. Лететь нам предстояло четыре-пять часов. Собаки прикорнули. Стали клевать носами и люди.
Я уснул, привалившись к борту самолета, и вдруг проснулся от невыносимого жара. Мне показалось, что я нахожусь в самой середине «кучи малы», знакомой еще с арбатского детства, но почему-то с острым запахом псины. Я еле смог пошевелиться, так как на ногах у меня примостился здоровенный пес, на коленях улеглись лапами и мордами две собаки из упряжки Калянто, еще два зверя сунули свои морды справа и слева под мышки, а один гибкий пес умудрился лечь мне на плечи. В таком «завале» из псов оказались все людские особи, ведь собаки, перепуганные неизвестными им и опасными ощущениями, искали защиты у людей, находя его в тесном животном контакте. Никто, даже суровый Калянто, не отпихивал собак. Наоборот, мы стали оглаживать их, удобнее укладывать, позволяли полизать наши щеки и руки. Долетели, конечно, благополучно. Но некоторые собаки, оказавшись на земле, плюхались на живот и отлеживались некоторое время и даже не хотели есть. Стресс есть стресс!
БЛУЖДАНИЯ ПО ТУНДРЕ
…Как заблудился Радивилов в первые дни гонки – история и печальная, и мужественная. Была легкая пурга, слегка замело трассу, к тому же в том самом месте, где отсутствовали вешки, то бишь красные флажки, которые мы втыкали для определения этой самой трассы. Прошло в этом месте ночью стадо оленей, и Радивилов сбился с пути, ушел в сторону, а собаки-то были у него с Чукотки и не знали нынешних мест. Ночевал Володя в чистой тундре, собаки грели его своими телами, но каюр не паниковал, его спокойствие передавалось животным. В конце концов он добрался до ближайшего крохотного села, его направили на путь истинный, и, потеряв более суток, Радивилов снова влился в гонку. По условиям соревнований, время каюра и его упряжки суммировалось. То есть каждые сутки, а пробегали собаки от 80 до 120 километров, фиксировалось время в пути. Каюр мог делать остановки, покормить собак, даже поспать. После первого дня Радивилов оказался последним, и весь март на каждом этапе сокращал отрыв в 28 часов! Он выиграл все следующие этапы, и ему не хватило для полной победы всего лишь часа. Радивилов был единственным каюром, ни разу не садившимся на нарты. Он или бежал за ними, или стоял на запятках. За время гонки он похудел на 18 килограммов. Но собаки пришли вполне «в теле». Спасал собак щадящий режим, забота каюра и та самая туша нерпы. Жир есть жир. В гонке же 1991 года первым стал каюр из Караги Павел Лазарев, вторым – Владимир Радивилов.
Продолжение следует

Традиционная гонка на со-бачьих упряжках «Берингия» первый раз стартовала в 1990 году. Тогда любимый северянами журнал «Северные просторы» выступил с идеей проведения гонок на собачьих упряжках на полуострове Камчатка. Всесоюзный фонд народов Севера, Сибири и Дальнего Востока поддержал эту идею и основал оргкомитет «Берингия».
Первая гонка Beringia-90 состоялась в апреле, в центральной части Камчатки, протяженность гонки была 250 километров от п. Эссо вниз через две долины и гору до п. Мильково.
В 1991 г. гонка Beringia-91 снова стартовала в п. Эссо, теперь ее протяженность была 1980 км на север Камчатки до Чукотки в Марково, расположенном на берегу р. Анадырь. Гонка останавливалась и начиналась каждый день. Десять каюров начали гонку, и только пять дошли до финиша. Сам маршрут был занесен в Книгу рекордов Гиннесса как самое продолжительное в мире путешествие на собаках. Для жителей населенных пунктов Камчатского края по трассе гонки – Эссо и Анавгай, Хайрюзово, Усть-Хайрюзово, Ковран, Седанка, Тигиль, Воямполка, Палана, Лесная, Карага и Оссора, – «Берингия» давно стала настоящим праздником, самым ярким культурным событием.
фото: www.beringia.ru

Пропажа упряжек в пути – дело нечастое, но через несколько лет на той же гонке заблудился и исчез на три дня молодой каюр с упряжкой малознакомых собак (он собрал их у друзей незадолго до старта), парень скитался несколько суток, кормил собак снежными комками, пропитанными тюленьим жиром, собаки снова проявили и послушание, и понимание. Они грели парня своими телами, охраняли от волков. А потерялся молодой каюр в таинственной долине, где, по преданию, обитали злые духи, заманивающие путников…
В чукотском селе Ваеги, это было уже в гонке 1992 года, как нам показалось, одна упряжка тоже заблудилась. В тундре, у поселка, на финише догорал ночной костер. Я, как руководитель Чукотского участка, отправил всех отдыхать и остался у костра, где со мной коротали ночь до двух часов после полуночи судья гонки, двое местных парнишек со своими собаками, прикорнувшими поближе к огню. Из средств связи у меня осталась одна ракета в старой тяжелой ракетнице. Тишина была абсолютной, звезды почти лежали на наших плечах, костер затухал, судья и ребята клевали носами, а ведь первый старт последнего этапа должен был начаться в пять утра.
Я тихо спросил:
– Ну что, запустим последнюю ракету?
– Толку-то? – сказал хрипло судья. – Коль не жалко – пуляй…
Гулко бабахнул выстрел. Шипящий красный комочек ввинтился в черное небо и стал медленно падать. И далеко-далеко раздался лай. Собаки слегка заплутавшей упряжки увидели ракету…
НОЧНЫЕ СТАРТЫ
В пять утра и на Камчатке, и на Чукотке – полная темень, зрелище особенное. Собаки, собираясь в путь, дрожат от утреннего озноба, оправляются по-малому и по-большому, огрызаются друг на друга, лают на зажженные фальшфейеры – в общем, выражают недовольство. Но вот старт, первая упряжка, та, что пришла первой и на предыдущем этапе, уходит в ночь, кто-то из нас бежит немного рядом с горящим фальшфейером, а затем маленький собачий караван убегает вперед. А всю ночь перед стартом снова кто-то из команды гонки ехал на снегоходе «Буран» или на лыжах и «вешковал» трассу, втыкая красные флажки, словно определяя фарватер гонки. Участки трассы были, напоминаю, от 80 до 120 километров. Заодно мы прямо в тундре выставляли некоторые рекламные плакаты от фирм-спонсоров, найденных Сашей Печенем и мной. Для кого были эти плакаты в безлюдной местности – непонятно! Но фирмы-спонсоры настаивали – ставить рекламу на пути гонки. Мы их и ставили, где просили. Например, в пустой тундре американская лаборатория на английском языке рассказывала о своих достижениях на полотнище длиной метров в десять. Такой же плакат оповещал собак и каюров о деятельности издательства «Новое время».
Упряжки стартуют с интервалом в 20 минут, дабы не схватиться в драке. Их, собак, должно быть не более 15, но не меньше 9, чтобы не изнурять зверей чрезмерной нагрузкой. Свободные собаки, чаще всего самые уставшие, поранившие лапы, или едут в вездеходе, или летят в вертолете под присмотром фельдшера или ветеринара, ни одну из собак нигде мы не оставляли. Людская команда была достаточно многочисленной, и каждой собаке достались и внимание, и ласка, и лакомый кусок. Помимо врача, фельдшера, ветеринара и кинолога, двигались вслед, а иногда и впереди гонки журналисты, телегруппа, художник, помощники Печеня по экономической части, присоединялись на день-два представители старательских артелей, по чьей территории бежали упряжки. В принципе, всем доставало работы, никто не отказывал нам в помощи по самым насущным сиюминутным делам – собрать хворост или дрова, сварить пищу, встретить упряжки, дежурить на старте и финише. Настя, дочь Радивилова, варила кашу всем каюрам, а в сельских клубах, на встречах с местными жителями, изумительно танцевала национальные танцы.
ТАНЦЫ НА ПРИВАЛАХ
Говоря о привалах, в памяти одно за другим всплывают национальные села, куда приходила гонка. Первая упряжка обычно финишировала вечером, с 16 до 18 часов. Последняя – ближе к полуночи и после нее. И вот, как только вбегала первая упряжка, в селе начинался праздник. В каждом (!) селе гонку встречал танцами на снегу местный национальный ансамбль, пылал кумач плакатов и флагов, горели костры. Занятия в школах отменялись, и детвора облепляла каждую упряжку, иные от восторга целовали собак в их суровые морды. Наши врач и фельдшер немедленно начинали прием местных больных, ведь врачей здесь не бывало по несколько лет, а вечером в клубе, сельсовете или школе начиналась праздничная встреча. Там было все – концерт, танцы Насти, рассказы каюров, автографы, чаепитие…
И снова о собаках. Так получилось, что в одной упряжке пришлось заменить вожака. Пес приболел, его, конечно, вылечили за пару дней, но бежать-то надо было каждый день. И вот добродушный, пятилетний пес поставлен во главе упряжки первый раз в его жизни. Поняв, что его пробуют на роль вожака, пес преобразился. Он выпрямился, вздернул свою улыбчивую башку, коротко рыкнул и уверенно, начальственно (другого слова не подберу) оглядел своих подопечных, остальных членов упряжки. Те тоже вели по–разному. Кто-то поджал хвост, кто-то зарычал, кто-то обидчиво (почему не меня?) склонил голову. Эту картину наблюдали все мы, смеялись, переглядывались, но главное, еще больше начинали любить и понимать этих невероятных животных.
Моим любимцем был вожак одной из чукотских упряжек, одноглазый Чаро. Глаз он потерял в схватке с медведем, был пес угрюм и раздумчив, и я нередко подходил к нему на стоянках, угощал косточкой, делая это сознательно, ведь вожак должен быть сильнее всех, а упряжка должна замечать, что Чаро на особом счету у людей. И разговаривал с ним, и, честное слово, его реакция была абсолютно адекватна моим словам. Он на мои сетования об усталости и проблемах согласно кивал головой, мог рыкнуть, если я кого-то ругал, улыбался, если я шутил.
Нравился мне и пес из другой упряжки, тоже вожак, по имени Ельцин. К тому же я симпатизировал тогдашнему президенту России, а пес был умен и величав. Собаки вошли в мою жизнь не как сентиментальная прибавка к людской жизни, а как чудесное произведение природы, надежные друзья с непознанным, но явно существующим мышлением, со своими чувствами и привязанностями. Собаки стали частичкой моей жизни, великими тружениками и защитниками, гармонично дополняющими скудный людской мир…
ПРЫЖКИ РАДИ ЛЮБВИ
А теперь о людях и любви. Дело в том, что в гонках 1991 и 1992 годов нас сопровождал вертолет, где командиром был Владимир Самарский. Невысокий, с легким прищуром умных глаз, авиатор, прежде чем сесть в винтокрылую машину, спрашивал нас: «Может, полетим сегодня? Разрешаете?»
И мы летели… В любую погоду, над любыми сопками, в любом направлении. В поселках он катал детишек, то есть поднимал в воздух, делал крутые развороты. Может, он действовал не по правилам, но… Сейчас его уже нет с нами в этом мире, но я помню, как после катания дети выбирались из вертолета и с криками восторга бежали к ожидающим мамам и папам. Машина Самарского могла сесть где угодно, могла взять на борт под завязку груза, наша вера в пилота была безграничной и оказалась полностью оправданной. Ни он, ни его Ми-8 ни разу не подвели нас. Мы работали с великим асом и потрясающим по душевному складу человеком, не знающим уныния и сомнений. И когда он говорил: «Ребята! Давайте я сегодня полечу хвостом вперед!» –
мы так верили этому, что дружно отговаривали его от воздушного безумства. И сейчас думаю – а может, он и это умел?..
И о любви. Во время «Берингии-1992», которую безоговорочно выиграл Радивилов, второй пилот экипажа вертолета влюбился в Настю. Она снова шла с отцом в гонке. Так вот, в нескольких селах молодой пилот ради своей любимой совершал прыжок на параплане с борта своей машины. Я видел три таких прыжка, особенно запомнился последний, на финише в чукотском селе Марково. На другой день после финиша всей гонки на улице сияло солнце, кипел праздник, гремела музыка, смеялись отдохнувшие немного люди, лаяли собаки, все готовились к радостному награждению, подаркам, а потом все стали смотреть в небо. Вертолет Самарского поднимался все выше и выше, словно карабкался по ступенькам ледяного воздуха, превращаясь в едва заметную точку в небе. А потом оттуда, с небес, начинался прыжок русского парня. Прыжок ради любви… Я видел слезы на глазах женщин, что-то щипало и в моей груди, и наверное, и у других мужчин. Парень все летел и летел к своей девушке, застывшей с цветами в руках, а мы смотрели и становились в эти минуты чуть лучше и светлее. И приземлился летчик прямо на площади, взорвавшейся криками восторга.
ВЕЛИКАЯ И НЕ ПОСЛЕДНЯЯ
Это был финиш гонки 1992 года, когда длина всего пути составила 2044 километра и мы начисто обогнали знаменитый американский «Айдитарод», выигравший гонку по Аляске, протяженность которой составила 1700 километров. Американцы называли ее «Последней великой гонкой». Ну и пусть называют, а в Книгу рекордов Гиннесса именно «Берингия» вписана как самая протяженная гонка в мире на собачьих упряжках!
Это было в 1992 году. Но и в 1991 мы уже опередили американцев, ведь прошли 2000 километров. И, когда Александр Печень и ваш покорный слуга пришли в офис представительства Книги рекордов Гиннесса в Москве, нам сразу не поверили. Но были документы, протоколы, пресса, и получили мы два экземпляра документа, признавшего нашу гонку как самую протяженную в СССР. Последующие проверки утвердили ее и в звании самой протяженной гонки в мире.
Кстати, такой цели, стать очень знаменитой, мы и не ставили. Мало того, были сомнения, дотянем ли мы вообще до финиша. Устали люди и собаки, совсем не было наличных денег. И если во время соревнований мы питались неплохо, то в последние дни, в Марково, дошло до того, что на переводы от жены я покупал после финиша каюрам масло, хлеб, сахар и чай. Это было, правда, когда все разъехались, кроме чукотских каюров. Мы ждали семь дней летную погоду на Анадырь.
Замечу, с гонкой был один американский журналист, которого на его родине запугали так, что он питался только из тюбиков консервированной пищей. Допитался до серьезного срыва деятельности пищеварительного тракта. Зато начав хлебать борщи, лопать мясо, стал, как говорят северные люди, «настоящим человеком». Собакам было легче – местные жители несли еды предостаточно. Но гонка, словно озлившись на трудности, не развалилась, хотя до финиша дошли только шесть упряжек. Сошедшие или устали, или поняли, что им не выиграть марафон. Дошли и потому, что был у нас Александр Печень.
КОМАНДОР ПЕЧЕНЬ
Говорить об этом парне, сейчас уже седовласом мужчине, – и просто, и сложно. Просто – потому что он жил и работал просто, не щадя себя, своего времени, своего тела, сложно – потому что в смутное, дикое время переоценки всего, в том числе и нравственных ценностей, он сумел не растратить душевной щедрости, не рвануться за материальными благами, не приобрести ничего – даже просто хорошей квартиры. Он стал сейчас известен во многих странах, мой друг Саша Печень. А вот в своей стране, где, как известно, «нет пророков», меньше. Как и сама гонка. Американцы и в прессе, и на телеканалах восхищались нами, завидовали, злились, но тем не менее не уставали награждать и славить своих каюров, продолжая называть гонку «Последней великой»…
В МИНУТЫ ВОСПОМИНАНИЙ…
Время все расставляет по своим местам. Живет камчатская «Берингия», бегут упряжки в гонке «Надежда» по Чукотке, плывут чукотско-эскимосские байдары в регате «Летняя «Берингия», организованной впервые в 1992 году Сергеем Райтыргиным и автором этих строк. Но началом начал были «Берингии» 1990, 1991 и 1992 годов и ее командор Александр Печень.
И в светлые минуты воспоминаний я вижу все: упряжки, бегущие по руслам рек, взбирающиеся на сопки, карабкающиеся по полному бездорожью, вдоль моря, глажу чудесных собак, вглядываясь в их усталые глаза, вижу почерневшие лица каюров, слышу гул вертолета и вижу фигурку человека, бросающегося в бездну ради любимой девушки, оглядываю сумеречный спортивный зал, где раскинулись в глубоком сне мужественные ребята, и вижу девушку, устало говорящую понятные мне слова: «Берингия» – это образ жизни». И в душе повторяю: «Чудесной, ни на что не похожей жизни».
Отмечу и другой факт: знаменитый «Корфест» тоже родился после «Берингии» в содружестве Сергея Райтыргина, Дмитрия Ледовского и кинооператора и журналиста Александра Рудого. Последний выдвинул и идею фестиваля, и само название «Корюшкин фестиваль» («Корфест»). Были отвергнуты предыдущие предложения «Серебряный лиман», «Золотая лунка» и другие. Предприятие «Белый клык» и Окружной спорткомитет провели полную организацию фестиваля, ставшего сейчас традиционным.