Его звали «дед»

Сергей НИКИТИН
gazeta@ks.chukotka.ru

Имя Григория Сергеевича Глазырина в Билибино хорошо знают. В честь него назван районный краеведческий музей, основателем которого он стал в начале 70-х годов прошлого века. Выпускник МГУ, фронтовик, колымский лагерник, гидрогеолог, общественный деятель – этот человек оставил глубокий след в жизни посёлка, а потом и города. Билибинцы уважительно называли Глазырина «дедом» за неизменную шляпу и окладистую бороду, поражаясь его неугомонному характеру и энтузиазму.

Биография Григория Сергеевича Глазырина богата на перипетии, но в то же время типична для того бурного времени. Он родился 27 ноября 1909 года в семье крестьянина в деревне Шаваржаково Кировской области. Учился в Уржумском педтехникуме, потом в Вятском (ныне Кировском) педагогическом институте. Закончил аспирантуру МГУ по специальности «Генезис и география почв» в 1934 году. Через пару лет начал работать в Москве в крупной организации «Аэропроект» начальником отдела по строительству аэродромов, много времени проводя в служебных командировках.

Биографическая справка говорит, что Великая Отечественная война застала Глазырина во Львове, и уже 3 июля 1941 года он был призван в ВВС Красной армии. Воевал в Крыму и на Северном Кавказе. Попал в плен в 1942 году, но спустя два месяца бежал и вернулся в строй 17-й воздушной армии. Глазырин был участником Ясско-Кишинёвской операции, в составе 3-го Украинского фронта воевал в Болгарии, Румынии, Югославии и Венгрии.

В конце 1944 года в судьбе Григория Глазырина наступил очередной поворотный момент. Он был осуждён на 10 лет лагерей, как гласит предание, за неосторожные высказывания по поводу советского гимна, который начал официально исполняться с 1 января 1944 года (до этого гимном СССР был Интернационал). Глазырин якобы сделал колкое замечание, что партию создал Ленин, но в тексте наравне с ним упоминается товарищ Сталин, заслуги которого не столь очевидны.

Более подробно об этом эпизоде пишет в своей книге «Люди Восточной тундры» геолог Анюйской комплексной геолого-разведочной экспедиции Николай Незнанов, лично знавший Глазырина.

«Григорий Сергеевич попал на фронт в ту войну, имея за плечами высшее образование, учёную степень кандидата сельскохозяйственных наук и законченную аспирантуру по почвоведению. Его направили в команду, которая строила и обслуживала полевые аэродромы для нашей авиации. По его рассказам, на одном из подведомственных объектов при посадке несколько самолётов потерпели аварию. Комиссия вину за происшествие возложила на строителей взлётно-посадочной полосы, а военный трибунал оценил это как вредительство – Григорий Сергеевич был осуждён на каторжные работы, по этапу доставлен на Колыму и отбывал срок на руднике Каньон в Среднеканском районе.

Смерть Сталина и пересмотр дел заключённых принесли Г. С. Глазырину полную реабилитацию – в его деле фигурировали материалы не столько о халатности, сколько об «антисоветских» высказываниях склонного к прямолинейности человека. Каторга не сломила его воли, жизнелюбия, не убила гражданскую активность. Единственным напоминанием о лагерном прошлом была окладистая борода, отращенная в 35 лет с клятвенным обещанием не стричь её никогда. С тех пор и закрепилась за ним кличка «дед», – рассказывает Незнанов.

Дата освобождения Григория Глазырина известна точно – 16 мая 1953 года. После выхода на свободу люди обычно уезжали с Колымы, но он остался и устроился работать младшим топографом Тальской геологической партии. В 1955 году попал в Омолон, трудился в Сеймчанском районном геологоразведочном управлении гидрогеологом, сначала старшим техником-коллектором, а затем главным специалистом. В марте 1956 года в числе первых геологов приехал работать на территорию Билибинского района, где стал начальником геологической партии.

Сразу же после переезда в Билибино Григорий Глазырин отметился несколькими заметными делами. Он решил проблему водоснабжения, дав точные рекомендации по бурению скважины, дебит которой позволил с запасом обеспечить быстро растущий посёлок золотодобытчиков качественной питьевой водой. Ему же принадлежала идея организации первой общественной столовой. Заведение общепита в населённом пункте, где работало большое число вахтовиков, мгновенно стало пользоваться большой популярностью.

Незнанов вспоминает, что Григория Глазырина отличало трепетное отношение к северной природе, хотя в то время, когда на Западной Чукотке начали открывать и отрабатывать крупные месторождения золота, строились дороги и один за другим вырастали посёлки, об экологии вряд ли кто-то всерьёз думал. Тем не менее «дед» по собственной инициативе следил за развитием Билибино и не допускал бесконтрольной вырубки рощ в долине реки.

«Но главным его достоинством, принёсшим славу Г. С. Глазырину, была его кипучая общественная деятельность, – пишет Николай Незнанов. – Неиссякаемая энергия фонтанировала из него. Задавшись целью сохранить для истории становление советской власти на Чукотке, первые шаги в строительстве посёлка, он взялся за накопление экспонатов, письменных исторических документов, буквально вырывая из рук, выпрашивая, выманивая их. Он добился у районных властей выделения помещения и оборудовал там краеведческий музей. Его знали и побаивались во всех эшелонах власти... Здоровья он своего не жалел – всё спешил побольше сделать. Его архив уже не помещался в однокомнатной квартире, а музей, первоначально размещённый в бараке, был завален экспонатами, и Григорий Сергеевич добился выделения для него более обширного помещения во вновь построенном здании. Местные литераторы предлагали ему свои услуги в обработке этого богатейшего и обильного материала – он отказывался от их помощи, надеясь на свои силы и нескончаемую жизнь. Сам он смог издать лишь единственный печатный труд – хронику освоения Западной Чукотки под названием «Время, События, Люди».

Краеведческий музей, который впоследствии получил имя его создателя, Григорий Сергеевич возглавлял с 1970 по 1987 годы на общественных началах, а с 1987 года стал его штатным директором.

Так получилось, что Григорий Глазырин, многие десятилетия отдавший Билибино и Чукотке, ушёл из жизни за пределами округа. Весной 1990 года он находился на отдыхе в одном из подмосковных санаториев, и 12 марта «деда» не стало. Похоронили его там же, в Подмосковье.

«Случись это в Билибино, весь посёлок пришёл бы проводить его в последний путь», – добавляет Николай Незнанов.

Подготовил Сергей НИКИТИН
gazeta@ks.chukotka.ru

Страсть к собирательству вещей, многие из которых потом стали экспонатами Билибинского краеведческого музея, Глазырину, по-видимому, была присуща всегда. Более полувека назад произошёл интересный случай, о котором нашим коллегам из билибинской районной газеты «Золотая Чукотка» пять лет назад рассказал уехавший в 1982 году на Смоленщину житель Анюйска Сергей Бебешко.

– Дело было в начале семидесятых. Мой отец, Пётр Максимович, работал начальником гидрометеостанции посёлка Анюйск. А Григорий Сергеевич Глазырин – гидрогеологом Анюйского районного Геологоразведочного управления, они вместе проводили работы по изысканию воды. Как-то отец пригласил деда на ужин. Ужинают они, значит, беседуют. Оба – интересные рассказчики! Ну и договорились… до моей коллекции значков. Отец позвал меня и говорит: «Ну-ка, Сергей, похвастайся своей коллекцией». Она была небольшой, десятка два всего – ведь значки тогда были в дефиците. В Анюйске совсем не продавались – разве что выменяешь у кого или в отпуске купишь раз в два года. В общем, собиралась коллекция довольно-таки медленно, и я так дорожил ей, прямо влюблялся в некоторые «экспонаты» (а я в этом плане жадный человек: если влюбился в вещь – никогда никому её не отдам).

Ну вот, притащил я свою маленькую коллекцию. И дед так одобрительно посмотрел сначала на неё, потом на меня, улыбнулся, по плечу меня даже похлопал. И говорит, глядя на значок с надписью «Провидение»: «Ух ты! А у меня такого значка нет! Значки всех населённых пунктов Чукотки есть, а вот такого нет». Батя мой, конечно же, разомлел сразу (деда тогда уважали все без меры, боготворили даже): «Серёж, давай подарим значок! Вот скоро музей даже у дедушки будет. Представляешь? И твой значок там будет!». Я такой: «Не-не-не!». И, оскорблённый посягательством на «потом и кровью добытый значок», ушёл в свою комнату, борясь с неприятным чувством, что значок я всё-таки зажал.

А им оставалось только посетовать. Возможно даже, отец пообещал деду меня уговорить, не знаю. Отужинали они, разошлись, и больше я его никогда не видел – это была единственная наша встреча. И с тех пор, когда речь заходила о Глазырине, всегда я эту историю вспоминал. Всегда чувствовал, что я всё-таки несправедливо зажал значок, и от этого неприятно так на душе становилось. А с годами это чувство всё усиливалось, совесть мучила. Прошлым летом (это был 2019 год. – Прим. ред.), когда я собирался в очередной раз посетить Чукотку, меня осенило! Я подумал: «А почему бы мне не отдать значок?! Уже не деду, а в его музей». Так и случилось: в августе я приехал в Билибино, рассказал эту историю работникам музея, «вручил деду» желаемый значок с надписью «Провидение». Там записали мои данные и даже с мамонтами сфотографировали на память. В общем, совесть я очистил! И теперь значок – среди экспонатов музея. Там, где его и хотел видеть «дед» Глазырин почти полвека назад. И, думаю, видит. Как говорится, лучше поздно, чем никогда.