НАЧИНАЛИ КОЧЕВНИКИ НОВУЮ ЖИЗНЬ

Михаил ГЕРМАШОВ фото автора
gazeta@ks.chukotka.ru

Восточная тундра – край оленных чукчей, которые в начале прошлого столетия даже в буйных фантазиях не могли представить, свидетелями и участниками каких событий им предстоит стать в скором времени. Легенды, рассказанные старым кочевником, меркли перед действительностью.

РАСХОДИЛИСЬ СЛУХИ ПО ТУНДРЕ
На землях Восточной тундры находился в ссылке народоволец, писатель-революционер, учёный-этнограф Тан-Богораз. С 1890 по 1899 годы он исходил, изъездил на оленях и собачьих упряжках всю территорию Восточно-Тундровского района (теперь это Билибинский район). В своей книге «Восемь племён» Тан-Богораз даёт описание жизни тундровиков в этих краях:
«…В одном из малолюдных углов тундры лежало стойбище, поражённое заразой… Сани, нагруженные рухлядью, стояли кругом четырёх шатров в обычном беспорядке. Груды оленьих шкур лежали на земле. Два оленя бродили между санями, раскапывая копытами слежавшийся снег. Однако, вглядевшись поближе, можно было различить следы бедствия, посетившего стойбище. Рухлядь на санях и шкуры были покрыты слоем инея, перед дверьми шатра нигде не горел огонь, из отверстий вверху не выходило дыма… Людей нигде не было видно, они были внутри под завёрнутыми меховыми полами, столь же неподвижные и холодные, как мёрзлый кусок сырого дерева, валявшийся поперек дороги… Дети, заболев с вечера, умирали к утру. Рультувия покидал их вместе с шатрами и уходил далее».
На берегу Анюя Восточной тундры расположилось старинное село Островное. Некогда здесь был острог. Каким-то чудом сохранились до наших дней старые дореволюционной постройки – два квадратных выцветших рубленых дома и полуразвалившееся зданьице бывшей церкви. Строили их казаки, посланные царским правительством «для поддержания порядка и устрашения туземного населения» далёких северных окраин. Собирались сюда на ярмарки кочевники, оленные чукчи с побережья ледовитого океана, эвены-охотники и другие племена. В те давние времена много оленей выпасалось в Островновской округе. Да только очень плохо жилось здесь беднякам. Все олени были у кулаков. Если не хочешь умирать с голоду – нанимайся батраком к ним.
Батрачили здесь и бедняки Культын, Кергувье, Тальвавтын, Коткыргин, Эль-Эль и многие другие. Но расходились слухи по тундре: новая жизнь с востока идёт…

«ВАШИХ ОЛЕНЕЙ У МЕНЯ НЕТ!»
Революционные преобразования в этих краях проходили значительно позже, чем в других районах Чукотки, а становление советской власти и коллективизация отличались своеобразием. В глухие, далёкие от ставшего уже советским побережья места откочёвывали бегущие от уполномоченных и народной власти зажиточные оленеводы, напуганные перегибами в коллективизации середняки и даже бедняки, работающие у хозяев. С крупными стадами хозяйничали там богачи Кляуль, Нутатымлин, Клякай, Теркинто, который нередко встречался с Алитетом. А когда к нему добрались уполномоченные советской власти, с высокомерием заявил: «Хотите забрать оленей? Ваших оленей у меня нет!».
Но именно в Островновской тундре в 30-е годы века минувшего возникло первое товарищество по совместному выпасу оленей. Приехали сюда к беднякам незнакомые люди, а с ними Там-Там, председатель Восточно-Тундровского райисполкома. Долго убеждал, что лучше всем вместе выпасать оленей. Долго и тундровики думали, решив всё-таки объединиться в товарищество. Чем жили, о чём мечтали – так и назвали: «Торвагыргын» – «Новая жизнь». Первым председателем стал Коткырго-Кай, но руководил он недолго и вскоре дружно был избран Иван Тальвавтын. Его хорошо знали бедняки, уважали. Будучи сыном пастуха, он батрачил на хитрого, изворотливого кулака Кляуля-Око, знал его повадки, звериную злобу к бедному люду. Потому и стал активным участником установления советской власти.

Позже товарищество бедняков преобразовали в колхоз под тем же названием. И председателем его вновь стал Иван Тальвавтын. Трудно было, люди не всегда понимали. Приходилось разъезжать по стойбищам и упорно разъяснять, преодолевать сопротивление кулаков и шаманов. А ещё суеверия соплеменников. Но познав сполна старую жизнь, Тальвавтын искренне верил, что наступит новая, счастливая.
Как-то сказали ему в Восточно-Тундровском райкоме партии, что в далёком стойбище Майногытгинской тундры несколько семей находятся в бедственном положении, надо им помочь. Решил ехать туда и вывезти людей в колхоз.
…Труднейшей и долгой стала эта дорога. Горестными были проводы, немало слёз пролилось, прежде чем четыре большие семьи тронулись с места. Еттэгын, старший по возрасту, говорил гостю: «Отрываешь нас от родных мест. Дай нам спокойно умереть на своей земле». Но твёрдым был Тальвавтын. И добрались переселенцы до неведомого колхоза в Островном, где, как им казалось, не найти счастья. Но вскоре они убедились в другом и сами стали участниками преобразований. А самым активными творцами новой жизни оказались сыновья того самого Еттэгына Илья и Андрей.

ЖИВАЯ ИСТОРИЯ
В разгар зимы 1964 года удалось мне побывать в командировке в Восточной тундре. Из Билибино летим курсом на Островное. Из-за сильного тумана, укутавшего плотным одеялом сопки, наша «аннушка» петляет на малой высоте по руслу Малого Анюя и вдруг за одним из поворотов у крутой горы Обром садится на лёд реки. Вот оно – самое старинное село Чукотки, центральная усадьба колхоза.
В центре села новое здание Дома культуры, большой магазин, школа. Красивые рубленые домики образуют прямые улицы. В здании, где разместилось правление колхоза, всегда многолюдно. Здесь радиостанция, сельчане приходят, интересуются новостями, особенно тундровыми.
Заместитель председателя колхоза Николай Литвинов представляет нам ветерана тундры Ивана Григорьевича Культына:
– Это наша живая история. Многое он может вам рассказать.
Рядом с ним сидят два бригадира – Анатолий Айметгиргин и Айны.
Незадолго до нашего приезда в селе прошёл большой праздник. Островновцы отмечали 30-летие колхоза. И конечно же, разговор зашёл о делах в хозяйстве, о людях, о том, как менялась жизнь земляков за минувшие три десятилетия:
– Крепким, богатым стал наш колхоз, – приедешь в село, сердце радуется. Двадцать четыре тысячи оленей в стадах. С каждым годом увеличиваются доходы, к новой жизни пришли колхозники. Тридцать лет – это половина моей жизни. Счастливая половина. Почему? Да потому что я работал. И сил своих не жалел. Для людей работал. А в первой половине батрачил, гнул спину на Окко и Кытльлена.
Нахмурил брови. Посуровело заметно лицо Ивана Григорьевича. Замолчал, опустив взгляд в край стола, медленно стал рассказывать, да с такими подробностями, будто всё происходило вчера.

КУЛЬТЫН И ТАМ-ТАМ
…Уши как будто ватой заложило. У яранги шумели, а ему казалось, что это где-то далеко-далеко. Привстать хотел Культын, да голова закружилась. Упал на старые шкуры. Сознание потерял. Голос Окко – последнее, что он слышал. Когда очнулся, в яранге было холодно и тихо. Выполз наружу – никого нет.
– Бросили, – подумал парень, – бросили…

Большое стадо у Окко, больше трёх тысяч оленей. Восемь пастухов держит. Сам оленей не пасёт. В яранге сидит, с гостями мясо ест, «весёлую воду» пьёт. Работников в чёрном теле держит. Работают много, а мяса даёт им мало. Два года работал у него Культын. И летом, когда комары да оводы покоя не дают ни людям, ни оленям. И зимой, когда метёт пурга и обжигает лицо лютый мороз. Телят выхаживал, богатство Окко увеличивал. А заболел – и бросили его одного.
– Пусть подыхает, – эти слова были последними, что услышал Культын.
Пошарил руками по шкурам. Чай есть, мяса чуток. Верно, Вульвуна, вторая жена Окко, оставила. Доброе сердце у этой женщины. За это хозяин и бил её часто.
Когда огонь в костре зашаманил – веселее стало. Чаю попил, мяса поел. Через два дня ходить немного стал. На третий треск в тайге услышал. Медведь, думал. А это другой хозяин, Кытльлен, кочевал.
Здесь и встретился Культын с Тынеут. Понравились друг другу. Девушка помогла парню окончательно на ноги встать. Жениться решили.
– Нельзя, – сказал Кытльлен, – девушка из моего стойбища. Значит, ты должен у меня в стаде за неё отработать.
И на второго кулака Культын спину гнул. Потом плюнул на всё, забрал Тынеут, увёл в тайгу, в охотники подался. Не стал горб ломать для чужого добра.
Однажды привёз в Островное пушнину, а тут новости большие. Власть советская появилась – райисполком. Сдаёт Культын шкурки и тут чувствует, как за плечо кто-то взял. Обернулся – человек стоит, улыбается:
– Я Там-Там, председатель райисполкома. Слыхал, охотник ты хороший, тайгу знаешь, каюришь здорово. Хочешь к нам каюром? Будем в тундру ездить, новую жизнь налаживать…
– Село было маленьким, – продолжил Культын, – но мы с Там-Тамом всё по тундре, по стойбищам ездили. Богачей раскулачивали, с шаманов понемногу спесь сбивали. Много дел было. А тут как-то Там-Там говорит: «Собирайся, Культын. На первый окружной съезд Советов Чукотки поедешь. Делегатом тебя избрали».
Я вспоминаю наше возвращение со съезда. Из Анадыря до Уэлена нас на пароходе повезли. Потом он не пошёл дальше, льды помешали. Стали из Уэлена домой пробираться. Где байдарой, где оленями, а то и просто пешком. Четыре месяца путь наш длился. А сейчас на второй день в Анадырь попасть можно. Вот вам и изменения в нашей жизни, – заключил Культын.

ДВА ТОВАРИЩА
Долго ещё рассказывал Иван Григорьевич. Вспоминая эпизоды прежних лет, он говорил о своём сподвижнике – Тальвавтыне. Шли они по жизни честно и прямо, не отступали перед трудностями, к заветной цели шли наперекор всему, были у всех на виду. Внукам и правнукам, сегодняшним и будущим островновцам, они оставили в наследство доброе имя и новую жизнь – «Торвагыргын».
За преданность своему делу отмечены правительственными наградами. Орденом Ленина – Тальвавтын, орденом Трудового Красного Знамени – Культын. А ещё оба удостоены медали «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны». В декабре 1970 года, когда северяне праздновали 40-летие национального округа, выступая с трибуны, Иван Культын говорил:
– Я уже много лет на пенсии. Живу в селе Островном. Участвовал в становлении советской власти на Чукотке и хорошо помню годы до неё. Жили мы плохо, в полной зависимости от богачей. Тогда наша семья не имела даже собственной яранги. Помню, как тяжело заболел отец, и богатый оленевод, у которого батрачила наша семья, избил за это мать. Мы боялись, что он прогонит нас из стойбища. И тогда мы были бы обречены на голодную и холодную смерть. Неузнаваемо с тех пор изменилась жизнь моих земляков. На усадьбе мы живём в тёплых, добротных домах. Клуб, больница, школа, детский сад – всё есть в нашем селе…
…Не удалось нам в тот приезд встретиться с Иваном Ивановичем Тальвавтыном. Всё труднее становилось ему ходить, очень болели ноги, передвигался уже только с костылями. Срочно отправили его в Билибино, в больницу.

Богатое наследство оставил Тальвавтын. Четыре сына и две дочери. Леонид Илячеко работал бригадиром оленеводческой бригады, Куймелин, Рольтыргин и Вувакай – рядовыми оленеводами. Дочери – Вера Гувакай и Омрынаут тоже тундровички. В 1960-е годы Омрынаут избиралась депутатом окружного Совета.
Прибавлялись и внуки в роду Тальвавтына. Самым любимым из них был Николай Мельников, и жизненные пути внука и деда оказались во многом схожи.

ПО ЗАВЕТАМ ТАЛЬВАВТЫНА
– Я воспитывался у деда, – говорит Николай. – Всё лучшее – и навыки тундровика, и житейские правила – у меня от него.
После школы он начал работать в тундре. Отслужил в армии, вернулся в родное село. Сельчане избрали его председателем исполкома сельсовета, того самого, первым председателем которого в 1930-е годы был его дед Тальвавтын.
Вёл дела надёжно, добротно, но видел, что не его это путь, тянуло в тундру. Тогда предложили ему в хозяйстве крепкий, сплочённый коллектив, который добивался стабильных производственных показателей. По-иному решил Николай Мельников:

– На готовеньком всякий сможет, – сказал он руководству, – я не ищу лёгких дорог. Прошу самую отстающую бригаду, такую, чтобы дела там шли, как говорится, хуже некуда.
Было это в 1973 году. Знал Мельников, что коллектив, если только это настоящий коллектив, а не формальное объединение людей, – огромная сила, способная справиться с самыми сложными задачами. Со становления коллектива и начал свою работу молодой бригадир. Здесь-то и пригодились Николаю советы и уроки Тальвавтына.
В первый год коллектив поднялся с последнего места в хозяйстве на четвёртое. А ещё через год занял прочно лидирующую позицию в соревновании бригад и далее ежегодно добивался самых высоких показателей. Поздравляли бригадира.
– Рано принимать поздравления. Бригада на большее способна, – отвечал он.
…Нелёгкой выдалась зима 1980 года для пастухов. Снега выпало много, олени с трудом добывали корм. Весной, когда начался отёл, ударили крепкие морозы. Не все коллективы выдержали испытание. Зато бригада Мельникова сделала рывок вперёд, перевыполнив и план, и взятые обязательства, внесла весомый вклад в успех всего хозяйства. А в марте следующего, 1981 года в Магадане Николаю Мельникову вручали орден Дружбы народов – не последний в его трудовой биографии. Уже во времена новой России, в марте 1999 года, указом президента за заслуги перед государством он был удостоен ордена Почёта.