ШАХТЕРСКАЯ ГОРДОСТЬ

Майя ТИМЧЕНКО

В августе текущего года угледобывающему предприятию поселка Беринговский исполняется 70 лет. Предлагаем интервью с одним из заслуженных шахтеров, кто стоял у истоков становления угольной промышленности Чукотки, кавалером ордена Шахтерской славы II и III степеней, потомственным северянином Николаем Петровичем Верехой.

С АМУРА НА ЧУКОТКУ… ЧЕРЕЗ ТИКСИ

– Родом я из Амурской области, где родился в 1937 году. Затем с 1946 года жили мы с семьей в Заполярье, в городе Тикси. В 1958 году, когда я служил в армии на Сахалине, отца перевели сюда. Он финансовый работник, и был главным бухгалтером шахты.
– Как жилось в то время на Чукотке?
– В те годы шахта находилась в подчинении Управления Главсевморпути. Снабжение шло по первому разряду, очень хорошее, Чукотка жила в своем лучшем времени. Именно тогда руководителем шахты стал бывший разведчик, кадровый военный Игорь Щорс. Он был послан по заданию партии на усиление, чтобы поднять шахту на должный уровень. Уголь был очень востребован, и шахта была не только градообразующим предприятием – в ее ведении находились многие организации и предприятия поселка, в том числе электростанция и морпорт.
В конце 50-х годов минувшего века в Советской Армии прошло крупное сокращение – один миллион двести тысяч военных, среди которых было много кадровых офицеров, прошедших войну. И многие из них впоследствии работали здесь шахтерами.
– Наверно, не только бывшие военные трудились на шахте. Кого еще страна мобилизовала на северный трудовой фронт?
– Да, шахтерскую целину надо было осваивать. Уже в 1958 году, в период интенсивного освоения производства, была у руководства шахты задумка – привлечь новых специалистов. Вызвали работников из Ленинграда. Но то ли последствия блокады дали себя знать, то ли питерцы не хотели работать в тяжелых северных условиях, только мало кто здесь задержался. Тогда вербовщики поехали в Татарстан. Из тамошних сел пригласили на Чукотку работников татарской национальности. Для них были организованы курсы, по окончании которых ребят определили по одному человеку в шахтерские звенья, где уже на практике они учились у бывалых шахтеров премудростям мастерства проходчиков. Новички оказались хорошими работягами. Из них потом получились хорошие шахтеры. С течением времени образовались татарские шахтерские звенья, потом – татарские бригады.
– Николай Петрович, в то время, наверно, не было такого пьянства и разгильдяйства, что мы наблюдали позднее?
– Нет, что вы... У нас же был профсоюз. Это был такой орган, что там разбиралось все – и моральный облик работника, и его поведение в быту и на рабочем месте.
В то время началось строительство новой шахты. Руководством было принято решение, чтобы каждый молодой работник отработал на строительстве по сто часов бесплатно. И мы работали. Я как раз демобилизовался в 58 году. В армии был военным связистом. Затем переквалифицировался по радиолокации и стал начальником радиолокационной станции. А одно время был командиром строительного взвода, в подчинении находилось 47 солдат. По приезду на Чукотку меня уговорили стать электромонтером связи. Оконченная мною в свое время сержантская школа приравнивалась к техникуму, только без знания гуманитарных предметов. Я тоже, как все молодые работники, отработал свои часы.
Затем произошли изменения в структуре предприятия. Главсевморпуть отдал нашу шахту в ведение вновь образованного в Магадане Управления. В это время я уехал в Хабаровск повышать квалификацию. По окончании меня направили в Магадан, оттуда нас, шестерых представителей Чукотки, распределили по Колымской трассе. Я попал в Ягоднинское стройуправление. А затем перевелся опять в поселок, домой. Да, здесь, на Чукотке, я считаю, мой дом. Работать стал строителем. Как раз началось обустройство морпорта. Строил причал. Из тех, кто работал со мной, на Чукотке остался Борис Горюнов. Он немного младше меня, работал тогда электриком.

НЕВОЛЬНОЕ ЗАГРАНИЧНОЕ «ТУРНЕ»

К тому времени мои родители уехали на материк. И отец «переманил» меня. Мол, бросай Север, всю жизнь тут прожил. Работа будет – строители везде нужны. Я переехал в город Херсон Украинской ССР. Все бы ничего: красота, витамины – но организм привык к прохладе, и летом мне было очень некомфортно. По жизни устроился нормально, работал прорабом, мотался по объектам. Но как только начиналось лето, я мечтал о Чукотке.
Но в 1968 году меня перебросили на работу в Венгрию – инженером по эксплуатации аэродрома. И стал я работать в Южной группе войск под Будапештом в вертолетном полку. Но недолго: перебросили меня на границу с Австрией в военную авиацию начальником КЭЧ (коммунально-эксплутационной части), дали квартиру, и были планы вызвать ко мне семью. Но без ребенка – это такой способ держать на поводке, чтобы не убежал в капстрану, благо Австрия была под боком.
Я жене отписал, чтобы согласия на выезд не давала, что скоро вернусь домой. Легко сказать было. Ведь тем, кто самовольно оставлял работу за границей, в Союзе уже не было шанса устроиться на достойное место службы. Такой человек становился отщепенцем.
Однако люди есть люди, везде помогут. И я через госпиталь, по состоянию здоровья все-таки смог увильнуть от «почетной» работы в дружественной соцстране.

ПО-СТАХАНОВСКИ

– И как пошла ваша жизнь по возвращению в Советский Союз?
– В свое время я учился в Хабаровске на двух факультетах – промышленное и гражданское строительство и сантехустройство зданий. Мы вернулись на Чукотку. Работал первое время в котельной, потом на трассе. А в 1974 году снова пришел на шахту.
У нас была скоростная бригада проходчиков – бригада Степана Васькова. Единственная по всей Магаданской области (в то время Чукотский АО входил в состав Магаданской области). Коллектив подобрался очень дружный, опытный. Бригадир был сильный, комбайнеры сильные. В общем, подобрались работники один к одному. И сейчас на Анадырской шахте, в Угольках, Павлик Сермяжко работает. Он тоже в нашей бригаде тогда был. Мы однажды прошли за одну смену 23 метра проходки. Больше этого за все годы тут никто не проходил. И Павлик как раз в этой смене был. Нас отметили на ВДНХ в Москве.
Я трудился проходчиком. Наверно, хорошо трудился – через несколько лет мне дали орден Шахтерской славы III степени. А вскоре – и удостоверение «Лучший проходчик Магаданской области». Есть обо мне упоминание и в книге автора Братченко «Уголь СССР».
На моих глазах рос поселок. Взять те же татарские звенья, они плодотворно работали, обживались, к шахтерам приезжали жены, семьи. А жилья было мало. Да и то, что строилось, качеством не отличалось. И руководство шахты организовало РСЦ – ремонтно-строительный цех. Дома те, что были, постоянно нуждались если не в ремонте, то в присмотре. Тогда же было принято решение о поощрении самостоятельного строительства. Щорс сказал: «Стройте! Материалы дадим, зарплату за эту работу выплатим». И люди начали строить для себя балки. Я даже выписывал для них наряды. Такая политика позволяла людям обустраиваться надолго с семьями. При шахте держали в подсобном хозяйстве и коров, и свиней, и птичник был. Но все это мы в дальнейшем потеряли.

И В 75 ЛЕТ – В СТРОЮ

– Николай Петрович, а как шли дела на шахте? Добыча угля увеличивалась?
– Да, шахта подходила к рубежу в миллион тонн в год. В конце 80-х мы выдали 970 тысяч. Развита была социальная сфера. Супруга директора шахты заведовала спортом. У нас каток был, такие виды спорта, как хоккей, волейбол, баскетбол.
Я в те годы поступил на заочное отделение института на факультет гидростроительных сооружений. Но диплом защитить не пришлось, так и остался со справкой о том, что прослушал курс. Наступила перестройка, пошли тяжелые времена, выехать на защиту диплома не получилось. Я продолжал трудиться на шахте, получил вскоре второй орден Шахтерской славы, уже II степени.
Все же в конце 90-х я уехал жить в Пятигорск. Работал и там, не сидел без дела. Все помнят, какая была обстановка на Юге России. Чеченские террористы готовили взрывы в санаториях. Меня вызвали в тамошний Белый дом с просьбой помочь организовать охрану санатория. Эта нервозная обстановка, все это безобразие, взрывы на базарах – пропади оно пропадом. Решил снова уехать на Север. Дал телеграмму главе района Вячеславу Максименко. И он прислал мне вызов. Так я в 2002 году вернулся в поселок. Работаю на шахте полный рабочий день, несмотря на то что в следующем году мне исполняется 75 лет.
А вот продолжение моего рода, мои внуки, живут на материке. Старший окончил фармацевтическую академию, затем аспирантуру, работает в Штутгарте в своей лаборатории – пошел в науку. Младший тоже фармацевт, трудится в Ставрополе.
– Не жалеете, что всю жизнь связали с Севером, с шахтой?
– Нет. Здесь жили мои родители, поднимали шахту. Я внес свой посильный вклад в это предприятие. Здесь выросли наши дети.
Сегодняшняя обстановка на шахте сложная. Столько труда здесь положено, столько человеческих жизней прошло через эту шахту. Будем надеяться, что в ближайшее время все наладится, и предприятие заработает в полную силу. Для этого есть потенциал как производственный, так и человеческий.

Сегодняшняя обстановка на шахте сложная. Столько труда здесь положено, столько человеческих жизней прошло через эту шахту. Будем надеяться, что в ближайшее время все наладится, и предприятие заработает в полную силу. Для этого есть потенциал как производственный, так и человеческий.