КОЧЕВНИКИ ЗВЕЗДНОГО СТОЙБИЩА

Михаил ГЕРМАШОВ фото автора

Ходила прежде по крутым сопкам, меж меховых яранг, под желанными круглоликим солнцем и серебряными звездами чукотская сказка. Как ветер – свободной птицей по скалам. Как северное сияние, разливающее свет по ночному небу. И передавали друг другу эту сказку кочевники из уст в уста, из поколения в поколение.
Катилась с неба звезда. Упала в тундру. За ней стали падать другие. Получились из звезд круги. Увидели это люди, кто кочевал в то время по тундре на оленьих упряжках. Стали звездные круги местом для яранг. Падали звезды часто, далеко друг от друга. И возникали стойбища в разных местах.

ПОД РОКОТ ЯРАРОВ
В долине полноводного Анадыря, где сливается он с Танюрером, у подножия Пекульнейских гор усть-бельской тундры после долгой летней кочевки расположилось родовое стойбище Ивана Анли. В августовские дни проводили тундровики особо почитаемый праздник «Кэрэткун». Много гостей приезжало из других стойбищ. Хозяева готовили блюда из сваренного оленьего мяса, толченой юколы, приправы из тундровых трав и листьев с нерпичьим и оленьим жиром. В праздничную ярангу приносили лучшие блюда все женщины. Кэрэткун – это имя чукотского благословителя. Ему и посвящали ритуальный обряд кочевники. После праздника забивали подросших телят. Их тонкошерстные шкурки с пушистым мехом специально заготавливали для детской меховой одежды.
Хозяйкой праздника избирали старейшину – самую уважаемую женщину стойбища, почитаемую по делам и по возрасту. В нарядных разноцветных камлейках, в легкой ритуальной одежде выходили гости. Разжиганием двух жирников в яранге начинала ритуал старейшина. «Кормила» жирники, обмазывая их специальной чукотской кашицей из толченой зелени. Произносила самые добрые пожелания здоровья и долголетия всем. За ней подходили к жирникам дети. Обязательно исполняли песни своего сочинения. А тем временем большое деревянное блюдо, украшенное разнообразной едой для праздничной трапезы, старейшина подносила к жирнику. Затем обходила по кругу, угощая всех присутствующих…
В завершении праздника, когда женщины под перезвон колокольчиков и рокот яраров исполняли обрядовый танец, а мужчина – хозяин стойбища радостно возвещал окружающему миру об удачно проведенном празднике, о хорошей жизни кочевников, в одной из яранг раздался детский крик. У жены Ивана Анли Омрыной появился на свет младенец. Радовались все. Под впечатлением праздника и дали новорожденной девочке имя Рада.

ТРАДИЦИИ РОДА
Крупные родовые стойбища кочевали по тундре в те давние времена. До пятнадцати яранг насчитывалось в каждом. Глава рода, как правило, был хозяином крепкой руки. Имел не одну тысячу оленей. Он – главный кормилец. Суровый край предъявлял к своим обитателям жесткие требования. Потому всем образом жизни в экстремальных условиях хозяин вырабатывал в себе черты характера, без которых не выжить: силу, выносливость, стойкость духа, терпение и мужество. Когда над тундрой бушуют штормовые ветры, метели и, кажется, не будет конца этой снежной круговерти, от порывов ветра сотрясается даже полог, что уж говорить о рэтэмэ яранги. Кочевников этим не удивишь. И такими вьюжными зимними ночами не засиживался подолгу хозяин в теплом пологе. Знал – чуть дрогнет рука, ослабеют ноги, изменит обычная выдержка – можно поплатиться жизнью. Так воспитывал он и подрастающих мальчиков – будущих мужчин стойбища. Делал все для того, чтобы не погибал род.
Свято соблюдались в тундре обычаи кочевников. Рождался малыш, радовался солнцу. С молоком матери впитывал он вековые традиции своего народа. Люди приносили в ярангу подарки по такому случаю. Будущему охотнику дарили ножи с ножнами, девочкам, уже в первые дни жизни, – игольницу, вешали на рукавчик в футляре маленький женский нож – пэкуль. Когда подрастали, как и женщины, девочки носили на шее специальные меховые сумочки. Красивые, отделанные бисером. В них, как правило, хранились костяные иглы, нитки, наперсток. Если в семье воспитывались одни мальчики, их с детства учили и всем премудростям женского ремесла. Умели они выделывать шкуры, варить и шить. А девочек, у которых не было братьев, обучали искусству меткой стрельбы.
Из семерых братьев и сестер в семье Анли и Омрыной Рада была самой младшей. Подрастала девочка. С детства привыкла к кочевой жизни. А кочевали тогда часто и на большие расстояния. Как в старой притче, которую слышала она от взрослых: «Шли туда, куда приведут олени». Где упадут вечером звезды, там ставили свои «меховые дома» – так называли тундровики яранги. В 1947 году отвезли Раду учиться в школу. Закончила три класса.
– Писать, читать научились и хватит! В тундру пора, – распорядился партийный начальник, олицетворявший в селении представителя советской власти. Отправили школьников к родителям. Вернулась и Рада в стойбище. Научившись держать иголку в руках, смотрела, как шьет мама, пробовала девочка шить сама, училась. С детских лет узнала Рада, насколько прочны швы, прошитые оленьими жилами. Усаживала Омрына дочку рядом и кроила для малышки крохотные меховые чижи, торбаса. Удобная, незаменимая обувь для зимней тундры. Мастерица была отменная, руки золотые. Добротно, красиво обрабатывала шкуры оленя. Сколько пошила меховой одежды в стойбище – кухлянок, керкеров, брюк за многие десятилетия – не сосчитать. И особенно зимней – для мужчин. Заботилась, как умела, о муже, сыновьях и дочерях. Радовалась, что вкусно накормила, тепло одела.
Не измерить ничем каждодневные хлопоты женщин стойбища, всю жизнь проживающих в тундре. Едва забрезжит рассвет, они уже на ногах. Первое – очистить ярангу от снега, выбить полог. Суетится хозяйка до темна. Когда мужчины и дети погрузились в сон, при свете жирника торопится успеть до утра починить торбаса, камусные рукавицы для пастуха. И так – час за часом, день за днем, год за годом… Сколько прошло их? Только для Омрыной время с детства измерялось не часами и годами, а пургами, ветрами, взмахами огненных крыльев, взлетающих над каменным жирником, веками обогревавшим полог яранги.
Память человеческая не стойкая. Многое стирается с годами. Но дыхание матери, ее голос, ее тепло навсегда остаются. Не ушли из памяти дочери материнские руки.
– Когда я сидела рядом, за работой мама всегда напевала вполголоса свои песни. Днями и ночами могла рассказывать нам сказки. Знала она их много, – вспоминает Рада. Лежа в теплом пологе, когда над стойбищем опускались сумерки, засыпали мы под ее нежный добрый голос.
…Оживленно было в стойбище. Жили кочевники в ярангах по своим законам. Помнили о прошлом. Радовались родители – дети рядом. Развлекались играми и помогали взрослым. Все были при деле. В реке, где стояло стойбище, вдоволь водилось рыбы. С удовольствием ловили ее ребятишки. В повседневном общении воспитывали родители детей и обучали их древнему ремеслу. Никогда не повышали голос, если ребенок что-то сделал не так. Не позволяли себе окриков. Их поведение, трудолюбие были лучшим примером для детей. Подрастающие мальчишки ходили в стадо с мужчинами. Вместе участвовали в разных состязаниях, где требовалось показать силу, выносливость и умение. Вырастали, работы не боялись. Стоит вспомнить старину и поучиться.
Старшие братья Рады уже трудились наравне с отцом, учились пасти оленей. Не было тогда еще колхозов. Работали в личном стаде их деда Вутылина. Потомственный кочевник, настоящий оленный человек, неутомимый работяга Вутылин был крепким телом и духом. Высокого роста, завидного телосложения – он вызывал восхищение своим физическим совершенством. Помнил он заповедь своего отца: «Здоровый телом и духом оленевод становится независимым в глазах окружающих!». Умело вел он хозяйство большого семейного рода. Экимыль (водку, спирт) считал злейшим врагом кочевников. Отвергал табак. Без малого девяносто годков прожил! Даже глотка этого зелья не испробовал. Грамотешки имел мало. Но его жизненный опыт, мудрость, рассудительность замечали многие тундровики.
С неподдельным уважением относились к нему. Ценили его щедрость и доброту.

ЗАКОНЫ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ
Жизнь, словно морской прибой, приносила и беды, и радости. В тридцатые годы прошлого века развернувшаяся в чукотской тундре коллективизация не обошла стороной и род Вутылина. С проведением ее обострилась классовая борьба. В стойбищах был нарушен извечный размеренный уклад жизни кочевников. Избираемые первые родовые и туземные Советы держали под своим контролем кулаки и шаманы. Назначали в их состав своих ставленников. Более того, часто председателями Советов официально являлись они сами. И открыто оказывали яростное сопротивление советской власти.
Одним из таких в усть-бельской тундре был самый влиятельный кулак Тэрэлькут. Три года возглавлял туземный Совет. Тундровики беспрекословно выполняли все его распоряжения. Одних приблизил к себе разными посулами. Других запугивал, особенно батраков, угрожал голодной смертью, если его не изберут в Совет. Отсталых и забитых нуждой кочевников, отравляя их сознание жгучей ненавистью к советской власти, убеждал Тэрэлькут, что без него в тундре и на побережье наступит вечный голод.
Побаивались его и хозяева личных стад, действовали по его указанию. Он запрещал продавать личных оленей уполномоченным. Свое восьмитысячное стадо Тэрэлькут разбил на группы и все дальше угонял его вглубь тундры. Доверенные ему лица приносили вести, что русские начальники по следам оленей приближаются к его стойбищу. Владельцы стад в лучшем случае соглашались продать 50-60 оленей. После многомесячных споров с кулаками редко удавалось уговорить некоторых из них заключить договор. Только два хозяина крупных стад – Эляль и Рогляд передали для будущего колхоза две с половиной тысячи оленей.
Но было и другое. «Кулак Чемакатхыргин, – читаем в одном из архивных документов, – летом 1932 года со своими пастухами напал на стадо вновь образованного совхоза. Отбив его, увел в свое стойбище в верховья реки Танюрер. После тщательного двухмесячного розыска удалось вернуть оленей. А самого Чемакатхыргина доставили в селение. Там в течение нескольких месяцев проводили с ним беседы, «воспитывали», надеясь ослабить его агрессивность. Даже на заем подписался кулак и получил облигации. Но когда его выпустили, по пути домой в ближайшем стойбище заявил, что «с советской властью надо воевать!».
Политика партии большевиков по ускоренному созданию колхозов и совхозов «буксовала». Организованные специальные четыре бригады по закупкам оленей проездили по тундре почти два месяца. Закупили всего лишь сто животных. Ситуация усугублялась еще и перегибами в проведении замешанной на крови насильственной коллективизации, когда личные стада под угрозой винтовок стали сгонять в общественное стадо. Назначаемые руководители
создаваемых хозяйств занимались самоуправством.
Так, в двух первых созданных колхозах с поголовьем в 300 и 400 оленей в решениях собраний записали: «Со дня образования колхоза хозяином всех животных является колхоз. Никто больше не может иметь собственных оленей…». А более всего самоуправством отличались тройки уполномоченных. Хотя директивой свыше им предписывалось закупать оленей у хозяев. И опять же, кулаки умело использовали эти решения в противоборстве с советской властью.
Вутылин не конфликтовал с представителями власти, не обострял отношения. Держался в стороне от кулака Тэрэлькута, не поддавался его агитации. Жил своим умом, своими заботами. Но предчувствовал, что заглянут и к нему нежданные гости. И потому приезд в стойбище уполномоченных не был неожиданным. Наделенные большими правами в решении вопросов с единоличниками, по существу, они в категоричной форме уже предъявили хозяину свое решение. Вутылин сдержанно выслушивал их, хотя в душе его «кипело». Агенты намеренно не торопились. Но настойчиво «давили» на хозяина, рисуя картину – чем может все кончиться.
Думы одолевали Вутылина. К вечеру очередного дня, когда жгучий ветер с декабрьским морозом еще крепче пробирал и в меховой одежде, собрал он все стойбище. У яранг – добрая сотня обитателей – женщины, дети, старики, пастухи. Выжидающе вглядывались все в лица уполномоченных. Выслушивая их в который раз, хозяин жестом руки обратил взор агентов на большую толпу.
– Вот, всех их мне надо кормить, – спокойно сказал Вутылин. А на чукотском языке мрачно промолвил сородичам: «Ничего не поделаешь, раз они сделали с нами такое».
Не торопились семьи расходиться по ярангам. Молча смотрели на кочевников уполномоченные…
И все же «повезло» хозяину стойбища. Не причислили его к особому классу зажиточных кулаков. Так решили уполномоченные, подчеркивая, что поступили «по-божески». Но от его родового трехтысячного оленьего стада большая часть в один миг стала общественной – собственностью создаваемого колхоза. Нажитое годами неимоверным трудом, упорством всего стойбища, что помогает кочевникам выживать в самых суровых условиях дикого северного края, стало чужим. Олени для них – это вся их жизнь. «Свои олени – это дар богов», – говорили люди тундры. И решения новой власти не укладывались в их сознании. Особенно недоумевали старики.
Четвертую часть стада оставили хозяину. Смирился Вутылин с перипетиями жестокой коллективизации. Не затаил злобы на большевиков. Думал о сыновьях, внуках. Не отправили его, как многих, по этапам сталинских лагерей. Не выдерживали там порога смерти. Возвращались единицы…
Шли годы. Объединялись мелкие артели, «товарищества по совместному выпасу», укрупнялись колхозы. Бывшие батраки, хозяева небольших личных стад (а таких было много), стали владеть колхозными стадами. Коллективизация оставляла оленеводам, вчера еще жившим в дофеодальном строе, иллюзию собственности на оленей. И в первое время она практически мало что изменила в укладе жизни кочевников. Наиболее умелые, опытные бывшие хозяева стали бригадирами. Еще и в 60-е годы они были внутренне убеждены, что пасут свои стада.

У СЛИЯНиЯ ДВУХ РЕК
Летом 1929 года в усть-бельском стойбище у слияния двух рек – быстрой прозрачной Белой и широкого полноводного Анадыря – была образована первая артель по совместному вылову рыбы, охоте и кустарному промыслу. Возглавил ее Иван Борисов – один из старожилов поселения. Организовывали, как говорится, с нуля. Внесли паевые взносы – по пять руб-лей с каждого хозяйства. Из хозяйственной утвари каждый принес, что мог. Кто побогаче, сдавали по две лодки и палатку, капканы. Многие же ничего не имели, пришли «голенькими» – беднота. Все их богатство – рабочие руки. Сами установили правила совместного вылова рыбы: треть добычи – в артель, остальное – себе. На собранные паевые купили два невода. С них и начала богатеть артель. Ловили рыбу в Анадырском лимане. Артельную добычу продавали государству. На вырученные деньги покупали новые снасти, инвентарь. Тяжело бывало, но все же такого голода не видели, как до советской власти. У некоторых появились даже свои собачьи упряжки. Через год преобразовали артель в колхоз. В память о ревкомовцах, расстрелянных белогвардейцами, назвали колхоз именем Первого Ревкома Чукотки. А в тундре из мелких кочевых групп на базе Мухоморненского стойбища образовали объединенную оленеводческую артель. Председателем избрали своего земляка Аймета. Весьма уважаемым, авторитетным был он среди кочевников. Позже и эта артель была преобразована в оленеводческий колхоз имени Сталина.
Много тундровиков собиралось в Мухоморном. Дружно жили юкагиры, чукчи, чуванцы, русские. С преобразованием национальных округов в 1930 году здесь был избран первый сельский Совет. Камчатское акционерное общество, созданное специально для обслуживания населения товарами и продовольствием, открыло свой торговый пункт. Заведовал им молодой энергичный Иван Годлевский. Нелегкой и совсем неспокойной была его должность. Постоянно был он в самой гуще событий. Ведь именно через торговлю осуществлялась связь тогдашней власти с людьми тундры.
Отсталыми, бедными оставались эти два колхоза. Постепенно колхозники укрепляли материальную базу своих хозяйств. И со временем объединились. Возглавил коллектив опытный хозяйственник, тот самый Годлевский. Укрупненный колхоз становился многоотраслевым. Прибавлялось поголовье оленей, росли доходы. Заметную прибыль хозяйству давали олени, рыба, пушнина. Первое поколение тундровиков, ставших хозяевами коллективной собственности, начинало строить новую жизнь, упорным трудом крепило экономику колхоза.
Были среди первых колхозников и наши герои – сыновья и внуки древнего рода Вутылина и Тыненны. Высокое чувство ответственности за порученное дело, заложенное предками, по-прежнему оставалось главным в их повседневной жизни, в работе.
Рада, ее братья и сестры – все трудились в оленеводстве. Создавали свои семьи. Молодой оленевод из соседнего стойбища Сергей Титу присмотрел и взял в жены Раду. И не ошибся. Добрая, заботливая хозяйка и такая же прекрасная мастерица, как мама Омрына и бабушка Тыненны. Заметная черта в ее характере – на любой вопрос найдет ответ, да еще с хорошим юмором. И характером супруги схожи. Спокойным рассудительным, с деловой хваткой оказался Сергей.
В молодой семье рождались детишки. Счастливы были, четверых дочерей и сына растили. Работу не оставляли, трудились в стойбище, воспитывали своих любимцев.
Стали бригадирами братья Яков Кавры, Кеукей, Анатолий Катле и Сергей Титу. Передовыми в колхозе были их бригады. Славились высокими показателями в оленном деле, а они давались нелегко. Через три десятилетия после событий трудных тридцатых годов, поры становления колхоза, в 1965 году побывал в Усть-Белой. Колхоз в ту пору уже стал одним из крупных хозяйств Чукотки. До сорока тысяч оленей насчитывалось в колхозном стаде. Только от оленеводства львиная доля доходов – девятьсот тысяч рублей в год – поступала в артельную казну. А через год колхоз стал миллионером. Годовой доход его выразился цифрой в один миллион сто двадцать тысяч рублей. По тем временам это очень большие деньги.
За минувшие десятилетия многократно бывал я в стойбищах этого хозяйства. Памятным остался 1980 год. Чукотка готовилась к юбилею – 50-летию национального округа (позже переименованного в автономный). Рабочие коллективы предприятий, оленеводы – все рапортовали о своих трудовых успехах. В те годы трудовой энтузиазм северян, да и всей огромной страны Советов, выражался в такой форме. В феврале юбилейного года довелось мне побывать в бригаде Якова Кавры. Бригадиру вручали орден Трудовой Славы – заслужил сполна многолетним трудом.

ТРЕВОГА И РАДОСТЬ
А ему на всю жизнь запомнились окончание летовки и осень предыдущего года. Случилось так, что из-за нехватки пастухов на четырехтысячное стадо остались только двое – Кавры и его брат Анатолий Катле. А осень, как известно, исключительно трудное время для оленеводов. В этот период легко распустить оленей. Их невозможно удержать. Охрана стада усложняется темными ночами. В поисках грибов, любимого лакомства, олени разбредаются. Ослабевается у них даже инстинкт стадности. К тому же осень – пора оленьих свадеб. Случается, что дикие олени уводят за собой приглянувшихся важенок – это снова потери. Да и погода осенью не щадит тундровиков. Дожди, мокрый снег, постоянные туманы. И тогда может насмарку пойти все, что достигнуто за предыдущее время года.
– Работали много, – рассказывал тогда Яков Кавры. – По очереди дежурили. Шел я, находился у стада пока сил хватало, потом возвращался в ярангу. Брат шел и караулил оленей, как и я. Усталый, изможденный приходил. Оба работали много, отдыхали совсем мало.
Хотя бригада закончила год с высокими показателями, но с горечью и тревогой в душе сетовал бригадир на одно: в тундре работают в основном старики. Молодежь надо привлекать, учить ее. Приходят после школы в тундру ребята, совсем работы не знают. Чаще надо приво-зить детей в стойбища, чтобы к оленям привыкали. Будущего оленевода надо воспитывать с пеленок да улучшать быт тундровиков, тогда молодые не будут сторониться тундры.
Проблемой молодых кадров обеспокоены все бригадиры. Это же мне пришлось наблюдать и в четвертой бригаде Сергея Титу. А стадо у него еще больше, почти пять тысяч. Выпасали его четыре оленевода и бригадир. Нагрузка на пастухов выше всяких нормативов. Выручает опыт, мастерство ветеранов – Ивана Тыневекета, Петра Вуквувье, Ивана Вуквычайвына и, конечно же, богатая тундровая школа самого бригадира. Досконально знают они пастбища, в какое время и куда уводить стадо. А еще, что тоже очень важно, как говорят тундровики, знают они «в лицо» каждого оленя. Неписанный закон в бригаде – ежедневное окарауливание и ежемесячный просчет стада.
С приближением лета по сигналу первого зеленого листа тундровики откочевывают на летние пастбища на север, в сопки. Почти постоянно держат стадо в движении на обдуваемых ветрами и богатых водопоями пастбищах. У Сергея Титу свое правило: оленя летом лучше недокормить, чем недопоить… Когда нужно подчеркнуть важность того или другого решения, он приводил в пример своего деда. А чаще всего для нерадивых повторял: «Дед мой говорил – будешь лодырем – без мяса будешь сидеть в яранге!». Сам он – непоседа. И не мыслит себя без тундры. Она для оленевода – среда обитания, рабочее место. «Олени – это дело наших дедов, отцов. Они – путеводная нить рода кочевников», – утверждает Сергей.
Труд оленеводов самый тяжелый. И не утруждают себя тундровики мыслью о природном комфорте. Знают одно – надо вырастить и сохранить оленей. За двенадцать лет бригадирства, до нашей встречи с ним в юбилейном году, его коллектив ежегодно занимал призовые места в соревнованиях бригад хозяйства и всего Анадырского района. Завидные показатели!
Радовался Сергей за общий успех. Еще больше – за дела семейные. Жена Рада заботилась обо всем. Воспитывала детей, создавала уют в яранге. Двое старшеньких дочерей уже пошли в первый класс. Жили и обучались в интернате на центральной усадьбе. Первоклассником совсем скоро станет сын Алешка. Трое пока с ними в тундре. Но жизнь порой вносит свои коррективы и довольно жестокие. Болезнь неожиданно и сильно подкосила Сергея. Не прошла смерть мимо него, не довелось ему дожить и до пятидесяти. Сказалось многое: с трех лет осиротевший мальчишка воспитывался в чужой бедной семье, нелегкую жизнь и тяжелый труд познал уже в подростковом возрасте.

ДЕЛО ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Получилось так, что после смерти главы семейства в стойбище остались женщины и дети. Времена настали лихие – 90-е годы. Чукотку, как и всю Россию, сотрясали вихри перестроечных реформ. Руководство округа усиленно принуждало оленеводов «входить в рынок». Фактически это значило «спасайся, кто как может!». Уже не первый год им не выплачивали зарплату. Тогда бригада Сергея Титу и соседняя – династии Кокиных – решили объединиться.
Хорошие дружеские отношения были между коллективами. Дед Кокиных Вакат в давние годы создал крепкое родовое хозяйство и много лет был бригадиром. Старшему из сыновей Сергею передал Вакат многотысячное оленье стадо. С начала наступившего нынешнего XXI века продолжают родовые традиции, ведут хозяйство внуки Ваката. Руководит бригадой один из них – Руслан. Трудятся его братья Игорь и Сергей, сестры Марина и Юля, их мама Розалия Иосифовна. В минувшем, 2012 году, бригадир Руслан Кокин, оленевод его бригады Николай Омрыттын и ветфельдшер Андрей Зюбин за добросовестный многолетний труд отмечены правительсвом округа. Они удостоены звания «Почетный оленевод Чукотки».
Славная семья у Руслана. Жена Людмила, дочь Рады, работой, мастерством и хозяйской жилкой вся в маму. Воспитывают ребятишек – близнецов Костю и Олега. Бабушка Рада Воне давно на заслуженном отдыхе, получает пенсию. Потомственная тундровичка отметила свое семидесятилетие. По-прежнему неунывающая, как всегда любит пошутить. Внуки – ее любимцы. Души не чает в них. Не так давно удалось побывать мне в Усть-Белой, увидеться с ними. Время было еще отпускное для тундровиков. Гостей у бабушки было очень много. Сестры, дочери с детишками теснились в ее однокомнатной квартире, как в пологе яранги. Но радость и веселье царили в доме.
– Хорошо, что в свое время, когда еще работала в тундре, на свои скромные сбережения купила эту квартиру, – говорит Рада. – Теперь же мы, пенсионеры-оленеводы, никому не нужны. Начальству до нас дела нет. А так хочется квартиру побольше.
Но близилась весна – время предстоящего отела в стадах. И разъезжался в стойбища родной, неугомонный «табор» любимой бабушки Рады. Немножко сожалея, провожала всех, надеясь позже побывать у них в тундре, где прошла вся ее жизнь.

ДУМЫ БАБУШКИ РАДЫ
Проходят годы. Многое менялось в жизни. На ее глазах нескончаемой чередой происходили события минувших десятилетий. Хорошие и трагические. Оставшись наедине, предается она воспоминаниям, передумает о житье-бытье. Но ей ближе свое, кровное, оно за душу берет. Замечает Рада, в наше время все национальное стирается не по годам, а буквально по дням. Забываются обычаи, традиции. Как нити, рвутся родственные связи. Крепкими были эти узы в те давние времена. Сожалеет, что сегодняшнее молодое поколение тундровиков уже не знает, как жили их предки. А кто им расскажет? Человек приходит на землю на какой-то миг, но после него остаются его дела, мысли, поступки. Важно, чтобы эти дела не были забыты детьми, внуками, правнуками. Чтобы память навсегда осталась в сердцах потомков.
Лежит в ее квартире на полке камень с углублением в центре. Для нее он – ценная реликвия – жирник. Внуки расспрашивают о нем, не представляют, зачем нужен. Многие десятилетия служил камень жирником, обогревал полог яранги, согревал душу. Потому с любовью говорит о нем бабушка. Наливали люди в его углубление нерпичий жир или оленье сало. И загорался небольшой огонек. Теперь камень молчит. Похож он на нашу память. Не зажжешь огонек воспоминаний – не взлетит на край жирника серебристый олененок.
…Говорят, есть в тундре такой серебристый олень. Появился на свет в снежной яранге. Олененком еще топнул стройными ножками о край каменного жирника. Попал на копытце яркий огонь. И стал олененок бегать быстрее ветра, стремительней пурги. Выскочил из снежной яранги, в снегу повалялся – стал серебристым, начал по сопкам прыгать. От вершины одной до вершины другой – словно летает. Говорят, кто увидит серебристого оленя, тому весна и лето принесут много богатства. В стойбище, еще в детстве, Рада запомнила от старших – нельзя в тундре громко кричать. Наверное, потому, думала она, чтобы не спугнуть серебристого оленя. Вдруг он где-то рядом. Вскинет голову, сверкнет серебряными рогами и скроется.
Неизвестно, видели ли серебристого оленя отец Анли и мама Омрына во времена, когда появилась на свет в их яранге девочка Рада. Но была у них своя особая судьба, долгая, разноликая. Судьба большого родового стойбища среди сопок Пекульнейского хребта.